Глава 19. Предания минувших времен

Существуют сотни книг на тему, как наложить проклятья, но очень мало о том, как их снять.
Стивен Кинг. «Худеющий»

Мир полон монстров, и они всегда, в любую минуту могут наброситься на безвинных и беспомощных.
Стивен Кинг. «Куджо»

Злые духи юёр действительно существуют. Илья Филиппов знал это. Он знал и то, что они могут быть опасны. Порой даже смертельно опасны. К сожалению, при этом он не знал самого главного - как защитить от юёр своего друга. В свое время шаманы, даже не самые сильные, легко справлялись с юёр. Защищая соплеменников, шаманы часто вступали в битву с вредоносными сущностями нижнего мира. Для шамана поимка или даже уничтожение юёр была задачей трудной, но не невозможной. Шаман мог бы помочь Дмитрию. Илья понимал это. Проблема была в том, что после десятилетий тотального атеизма найти сильного шамана на Земле олонхо было не просто трудно, а практически невыполнимо. Последний из великих якутских шаманов, Константин Жирков, с которым был знаком его дед, скончался еще в советское время, лет за семь до развала СССР. Булунский старец, как его называли, по слухам, в свое время предсказал войну с Германией, победу в ней Советского Союза, атомную бомбу, первый полет в космос и даже падение коммунизма. Он предсказывал будущее, раскрывал скрытое прошлое, исцелял людей. Будь он жив, для него, наверное, не составило труда спасти Павлова, но, увы, светлый ойун Константин давно покинул мир живущих, как и дед Молчуна. Он не оставил учеников, по крайней мере, Молчун о таких не слышал. Официально никто не заявлял о себе как о его преемнике. Часть своего великого дара он передал дочери Анастасии, которая, будучи дипломированным врачом, стала еще и известной народной целительницей. Благодарная дочь не только приняла дар отца, продолжив в известной мере его служение, но и написала о нем книгу «Я - дочь шамана». Книгу эту Илья в свое время прочел от корки до корки и выделил ей почетное место в своей личной библиотеке. Однако рассчитывать на помощь Анастасии Жирковой не приходилось. Во-первых, Молчуну было доподлинно известно, что сейчас она находится в Канаде, читает лекции об отце и выступает на семинарах по народному целительству. Но это было не самое главное. Хуже было другое. Она отрицала существование злых, вредоносных сущностей, считая, что под злыми духами ее отец и другие шаманы имели в виду всего лишь те или иные болезни. По крайней мере, так она писала в своей книге. Обращаться к ней было бессмысленно. Вероятнее всего, после заявления о том, что Дмитрию угрожает смертью юёр, уже убивший нескольких человек, дипломированный медик вспомнила бы прослушанные лекции по психиатрии и быстро поставила диагноз. Филиппов понимал, что найти шамана - задача не простая. Не мог же он, в самом деле, дать объявление в интернете: «Срочно требуется шаман высокой квалификации с опытом изгнания и поимки духов юёр. Экстрасенсам не беспокоиться». Мысль была более чем бредовая. Скорее всего никто не откликнется, а те, кто ответит, в лучшем случае будут шарлатанами, а в худшем - людьми психически не здоровыми. Получалось, что помощи ждать неоткуда. Это было неудивительно. Почти семьдесят лет советская власть методично и целенаправленно уничтожала шаманов. Одних расстреливали, других безжалостно стирали в лагерную пыль. Местные большевистские вожди, выросшие на рассказах о чудесах, творимых шаманами, на сказаниях об их силе, сами не раз наблюдавшие шаманские камлания, обрушились на исконную якутскую веру даже с большим усердием, чем их товарищи из Москвы и Петрограда. Один из революционеров, поэт Платон Слепцов, избравший себе «шаманский» псевдоним Ойунский, будучи одним из первых организаторов и руководителей советской власти в Якутии, приказывал принимать решительные меры по борьбе с шаманизмом. Ему даже приписывали знаменитое распоряжение сжигать шаманские костюмы. Жиркова в своей книге посвятила этим временам несколько горьких страниц. Она писала, что в лице шаманов большевики увидели своих самых отъявленных и непримиримых врагов. Ради искоренения шаманской веры они не жалели ни сил, ни времени, ни средств. «Бубны, былайяхи и деревянные идолы-эмэгэт сжигать на месте, а металлические символические украшения шаманских костюмов употреблять на нужды общества» - требовали большевистские идеологи. Не помогло даже заступничество Емельяна Ярославского, считавшего, что преследование шаманов нарушает право на свободу слова и равенство всех вероисповеданий. Местные большевики, по словам Жирковой, были несгибаемы. К чему привели эта несгибаемость и непримиримость в борьбе с шаманизмом Молчуну было хорошо известно. Сжигая идолов, бубны и костюмы шаманов, переплавляя на сельхозинвентарь металлические детали шаманского облачения, власти уничтожали шаманов как класс. Чего толком не мог понять Илья, читая о тех событиях, это причины ненависти строителей социализма в Якутии к шаманам. Впрочем, в центральных областях России антирелигиозная линия претворялась в жизнь с еще большей жестокостью. Церкви взрывали, сносили или просто закрывали. Церковная утварь, в том числе сделанная из золота и серебра, ценнейшие иконы в драгоценных окладах, расшитые золотыми нитями и жемчугом облачения иерархов реквизировались «на нужды трудящихся». Часть отобранного у церкви имущества продавалась, порой за бесценок, оседая в частных коллекциях в Европе или навечно уплывая за океан. Селян, которые пытались противиться разорению храмов, подавляли силой оружия и даже пулеметным огнем. Монастыри, из которых изгоняли монахов, превращались в склады или казармы. С православным духовенством новая власть не церемонилась. Священнослужителей  сотнями  отправляли  в тюрьмы и лагеря, декретом о «красном терроре» священников предписывалось арестовывать, держать в заложниках и расстреливать в случае очередного «выступления контрреволюции». «Воинствующие безбожники» вскрывали гробницы святых и мучеников, выбрасывая в грязь нетленные мощи. В целях атеистической пропаганды в газетах печатались такие карикатуры и хулительные стихи в отношении апостолов и самого Христа, в сравнении с которыми потрясшие мусульманский мир творения датских художников и опусы Салмана Рушди можно считать венцом политкорректности. На фоне этих гонений преследования шаманов не выглядели чем-то из ряда вон выходящим и вполне вписывались в логику эпохи. Однако Молчун все равно не мог понять причин такой нетерпимости новой власти к шаманам. Ведь, по сути, они ей ничем не мешали. Священник, проповедуя в храме, мог обратиться к сотням, а то и тысячам прихожан. При желании он мог призвать не повиноваться новой власти и даже бороться с ней. У шамана, в отличие от священника, не было паствы. Камлания не считались проповедями. Шамана призывали только тогда, когда он был нужен, когда требовалась его помощь. В иных случаях соплеменники старались не нарушать покой избранника духов. Красным экспроприаторам, призывавшим «грабить награбленное», нечего было взять с шаманов. Бубен, колотушка, облачение с коваными железными подвесками, идолы духов-помощников, нож да курительная трубка с мерой табака порой составляли все их нехитрое имущество. Православная Церковь перед революцией имела во владении тысячи десятин земли. Монастырям принадлежали многие поля, луга, леса и даже пруды и озера. Ничего подобного у шаманов, разумеется, не было. В сравнении с церковными сановниками их, скорее, можно было считать малоимущими, чем эксплуататорами, и все же новая власть обрушилась на них с не меньшей яростью. Борьба с шаманизмом, разумеется, велась и до этого. В разных местах и в разные времена шаманов пытались извести и буддистские проповедники, и христианские миссионеры. С приходом в Якутию православия христианские иерархи тоже принимали меры к искоренению среди инородцев язычества и идолопоклонничества. До революции для внедрения христианства строили храмы, переводили на якутский язык тексты Священного Писания, обучали священников из якутов, порой шаманам остригали волосы, а некоторых даже насильно крестили, но никто не додумывался ссылать шаманов на каторгу и отбирать у них бубны. Советская власть, на словах декларировавшая свободу совести, на деле обошлась с шаманами куда жестче. Илья долго искал ответ на вопрос, почему так происходило, пока, наконец, не пришел к оригинальным выводам. С особым старанием, с поистине инквизиторским рвением с якутскими шаманами боролись именно якутские большевики. Как понял Молчун, это было не случайно. Отцы-основатели социалистической Якутии, уничтожая традиционную веру своего народа, как бы присягали на верность новым идеям. Отрекались от исконно якутского, показывая готовность беззаветно служить новым богам мировой революции. «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног» - пели они вслед за русскими революционерами и железной пятой втаптывали в прах то, что чтили их деды и прадеды. Втаптывали размеренно, методично, осознанно. Для якутских шаманов подобная старательность революционеров обернулась трагедией.
В звонком многорогом бубне, по преданиям, живет сама душа шамана. Уничтожая шаманские атрибуты, шаманов пытались превратить в обычных людей, что для многих из них было хуже смерти. Шаманов, а затем и их родственников лишали избирательных прав, по сути, ставя вне закона. Строители новой жизни безжалостно разрушали старые традиции, нанося им смертельный удар, от которого невозможно было оправиться. Якутские большевики вычеркивали из жизни традиционного якутского общества тех, без кого это общество на протяжении веков было просто немыслимым. Веками шаманы отгоняли злых духов, исцеляли хворых, призывали удачу в охоте и рыбной ловле, опускались во тьму нижнего мира, чтобы вернуть душу, похищенную злыми абаасы, или взмывали к верхним ярусам синего неба, дабы спросить совета у небожителей Айыы. Они были защитниками своих соплеменников от болезней, стихийных бедствий и сил слепой природы, но перед силой нового строя сами оказались беззащитными. У шаманов практически не было шансов. Вся мощь пропагандистской, агитационной и карательной машины советской власти обрушилась на носителей шаманского дара. Ко всему прочему, само шаманское камлание стало уголовно наказуемым делом. Шаман, будучи проводником воли духов, не имеет права искажать сообщенное ему. Он обязан в точности передать людям открывшееся. Ему нельзя лгать и искажать слова духов в угоду целесообразности или политическим веяниям. Духи не интересуются политикой, равнодушны к партиям и лозунгам. Они не признают оправданий и жестоко наказывают за ложь. Все, что открылось шаману при камлании, должно быть услышано людьми. Обо всем он должен поведать честно и без утайки. Порой это создавало серьезные проблемы. Константину Жиркову правда, открытая духами, стоила свободы.
Ойун Константин позже рассказывал деду Ильи, что в 1933 году его арестовали как контрреволюционера. Причиной стала его неспособность солгать, его преданность шаманскому призванию.
Илье эта история была известна в пересказе деда. После очередного камлания Жирков сказал сельчанам, что власть коммунистов не может продержаться долго. И ста лет не простоит она. Духи открыли ему, что власть, ставящая в один ряд лодыря и трудолюбивого, старательного человека, обречена на крах. Не костным мозгом хромцов и не слезами ослепших добывается богатство у якутов, а лишь трудом и бережливостью. Скот - не трава, не брусника и не сосновая заболонь. Он не растет сам по себе. Семью на семь потов скатится со лба, пятью на пять нарастут на руках и вновь сойдут кровавые мозоли, прежде чем преумножится скот, дав приплод круторогих коров да тучных кобылиц. Годы неустанных, беспрерывных трудов уходят на это. Много сил надо истратить якуту, чтобы зелень травы, рожденной землей, обратилась в белое молочное изобилие кумыса и нежных сливок, суората и жирного масла. Отнимать у человека плоды труда его - все одно, что отбирать у конного плеть, а у пешего посох. Когда у людей забирают их богатства, нажитые потом и кровью в тяжком труде, они теряют интерес к работе. А еще предрек ойун Константин страшные бедствия. Поведал он, что не минует и шести лет, как вырвется на волю сила господина смертоубийства и кровопролития, повелителя войны и разрушения Илбис Хаана и затопит кровью весь серединный мир. Столько крови зальет мир людской, что почти достигнут кровавые волны высокого синего неба и сверкающих чертогов светлых божеств Айыы. А нижний мир утопит полностью. Узрев это, Арсан Дуолай, «господин Земляное Брюхо» - глава восьми родов злых духов нижнего мира, живущий в самом низу подземного царства, у моря топкой грязи, в которой вязнут даже пауки, комары и малые мошки, чтобы спасти свое царство, даст людям грозную, неукротимую силу неугасающего подземного огня, сметающего с земли все живое. Выпустят люди на волю данную им мощь нижнего мира и ужаснутся. Узреют они ее ярость и буйство. Узнают люди, что сила эта сможет стирать в пыль каменные города, обращать горы в степи, как спички ломать вековые лиственницы. Поймут они, что, если дать ей полную волю, то спалит она высокоглавые леса, выжжет до черного пепла широкотравные долины, иссушит самые глубокие моря и озера. Если освободится эта сила, вмиг обезлюдит тогда серединный мир, и не будут более докучать жалкие и глупые людишки жителям нижнего мира. Этого-то и желал Арсан Дуолай, коего на иных языках величают как Диавол, чтобы спокойно почивать на берегу вечно топкого подземного моря. Только не будет того. Устрашившиеся подаренной им силы двуногие запрут ее накрепко и умерят свой кичливый нрав. Чтобы не выпускать более в мир людей эту жуткую силу, страны и народы, обуздав гордыню, сговорятся с тех пор держать подземный огонь крепко скованным, прочно связанным.
После сообщил ойун сельчанам, что в будущие годы разум людей помутится, и они станут кидаться друг на друга, как дикие звери. Ждут всех тяжкие времена и жуткие потрясения. Закачаются высокие властители и падут. Грозные испытания обрушатся на потомков.
Кто-то из слышавших пророчество ужаснулся, кто-то не поверил сказанному, но были и такие, кто поспешили донести властям. Примерно через месяц после того, как стих звук его громогласного бубна и прозвучали слова, предрекавшие роду людскому грядущие бедствия, беды обрушились на самого шамана. Из города, скрипя новенькой кожаной портупеей, сияя начищенными сапогами, приехал уполномоченный ОГПУ Степан Емельянов с тремя милиционерами. Приезжий рьяно взялся за дело, подробно расспрашивал сельчан о контрреволюционной деятельности пособника богачей и тойонов, наймита капиталистов, а, возможно, еще иностранного шпиона или не дай Бог диверсанта Жиркова Константина Ивановича. Прошло не более трех дней, как сопровождаемый сотрудниками милиции, прижимая к груди разбухший от бумаг портфель, уполномоченный отправился арестовывать подозреваемого. Придя во двор шамана, они увели хозяина, оставив дома его беременную жену с тремя малыми детьми. Увозя контрреволюционера в Якутск, пришельцы конфисковали его имущество и забрали скот, который передали правлению местного совхоза. Семья Жиркова оказалась на грани голодной смерти и, возможно, не дождалась бы кормильца, но сельчане после отъезда «полномоченного» спешно вернули хозяйке угнанных со двора шамана лошадей и коров - кто из страха, а кто и просто по совести, не желая наживаться на чужом горе. Шамана увели как преступника, под конвоем, со связанными руками. У него отобрали его облачение, колотушку и бубен. Мало кто из видевших это поверил бы тогда, что пройдет не больше пяти месяцев и ойун Константин вернется в родные места.
Суд был скорым. Следствия фактически не было. Несколько листочков с доносами да рапорт сотрудника ОГПУ. Приговор должен был быть суровым. Жиркова обвинили в агитации против советской власти и чуть ли не в призывах к восстанию. В те годы это могло означать либо расстрел, либо, если судьба оказывалась более благосклонной, десять лет лагерей. Ойун Константин смог избежать и того, и другого, и расстрельной пули, и бараков ГУЛАГа. На его счастье, защитникам большевистской власти мало было просто уничтожить своего противника физически. Этого им было недостаточно. Строители нового мира желали доказать всем ничтожность шаманов. Выставить их перед всем народом жалкими шарлатанами и обманщиками. Требовался показательный процесс. До вынесения окончательного приговора Жиркову предложили подтвердить свою славу шамана и показать свою силу. Он согласился, только попросил вернуть ему его облачение, бубен и колотушку.
Ни Илья, ни его дед, разумеется, не были свидетелями того знаменитого показательного камлания, но, по рассказам очевидцев, выглядело оно более чем впечатляющим.
В назначенный час в зале клуба НКВД ЯАССР собралась уйма народа. В основном были работники милиции и ОГПУ, партийные и комсомольские активисты. Кроме них в зал загнали рабочих с городской электростанции да нескольких колхозников. Кто смотрел на сцену с явной опаской, кто - с интересом, предвкушая забавное зрелище. Иные не скрывали злорадства, ожидая, как на их глазах произойдет разоблачение шамана и падение его авторитета. Но вот шум стих, и полотнища кумачового занавеса медленно поползли в стороны. Зрители обомлели и невольно ахнули. В центре сцены стоял шаман Константин Жирков в полном облачении. Вот он обвел зал взглядом, всматриваясь словно не в глаза, а в саму душу каждого из сидевших в клубе, взмахнул рукой, и его колотушка легко, словно мягко падающее на землю перо гуся-гуменника, коснулась тугой поверхности бубна… «До-о-ом-м-м, до-о-ом-м-м, до-о-ом-м-м» - звонко загудела натянутая кожа. Камлание началось. Шаман снова и снова взмахивал колотушкой. Бубен в его руках пел и вибрировал, заставляя зал содрогаться. От его мерного рокота дрожал, казалось, не только воздух, но и сами стены. Темп нарастал, постепенно ускоряясь до немыслимых пределов. Звук завораживал, проникая в самое сердце. Уже казалось, что это не шаман ударяет колотушкой, а сам бубен, как живой, бьется в его руках, то трепеща, как пойманная птица, то беснуясь, словно необузданный жеребец. В центре сцены меж алеющих, как недоспелая брусника, полотнищ кумачового занавеса в бешеном ритме вертелся, то припадая на колено, то взмывая в неожиданно высоком прыжке, ойун Константин, и взоры всех сидящих были прикованы к нему. Металлические детали его облачения звенели сотней медноголосых колокольчиков. Они бесновались и трепетали, словно живя собственной жизнью, словно стремясь сорваться с костюма шамана и улететь в недоступную двуногим смертным высь. Звук нарастал мощным крещендо, становился все сильнее и сильнее, приближаясь к самой громкой, звонкой ноте. Последний удар бубна прозвучал оглушительно, как раскат грома, и все стихло. На миг в зале повисла полная тишина, а затем по замершим рядам прокатился единогласый вопль изумления. Собравшиеся не верили своим глазам. Несмотря на нещадно палившее на улице июльское солнце, весь зал был устлан белым пушистым снегом. Шаман вновь легонько ударил в бубен, и все стихли. В наступившей тишине отчетливо послышалось, как скрипнул снег. Зрители, обернувшись на этот звук, обомлели и припали к спинкам кресел. Вдоль правой стены зала, медленно переступая огромными лапами, шел матерый полярный волк. Красота и мощь зверя потрясали, как и его размеры. Желтые зрачки хищника равнодушно скользнули по залу и остановились на вальяжно развалившемся в первом ряду уполномоченном Емельянове. Зверь двинулся в его сторону и, подойдя к чекисту вплотную, остановился. Волк оскалился и заворчал. Нос зверя сморщился в поползшие назад складки, задрался вверх, открывая взору острые изогнутые клыки, которые при укусе смыкаются подобно лезвиям ножниц, вырывая куски плоти. Зубы животного, готовые в любой момент сомкнуться на горле жертвы, покачивались перед лицом Емельянова.  Зверюга прижал уши и даже немного припал  к полу, словно готовясь к прыжку. Степан посмотрел в глаза зверю и ощутил, что, если он хотя бы шевельнется, волк, невесть как оказавшийся в зале, разорвет его в клочья. Почти физически чувствуя, как пожелтевшие клыки вгрызаются в его горло, Емельянов вжался в кресло, стараясь не дышать.
Колотушка шамана вновь коснулась бубна. Еще не успел стихнуть гул, как по залу прокатился грозный рев, от которого кровь присутствующих застыла в жилах. От другой стены, поднимая огромными лапами снежную пыль, грузно шел лобастый медведь, рядом с которым громадный волчище казался малым щенком. Медведь остановился, покрутил головой, раздувая ноздри. Постоял, принюхиваясь, и направился туда, где сидел Емельянов. Лохматая медвежья голова нависла над уполномоченным, и того обдало тяжелым звериным духом. От противного смрадного запаха Степана едва не стошнило. Клыкастая пасть приблизилась почти к самому его лицу, медведь негромко зарычал, а затем встал на дыбы и взревел в полный голос. Емельянов дернулся и почувствовал, как что-то теплое потекло по его ногам. На синих щегольских галифе уполномоченного предательски расплывалось темное мокрое пятно, а в хромовых сапогах противно захлюпало. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Степан вскочил и бросился прочь из зала, уже не думая о том, что призванные шаманом звери могут кинуться следом за ним, догнать и растерзать. Жгучий стыд гнал его прочь, затмевая разум и подавляя страх.
Сразу после позорного бегства Емельянова Жирков несколько раз ударил колотушкой, а затем замер, склонившись над затихающим бубном. Еще миг и гулявшие по залу дикие звери пропали, словно их никогда и не было. После этого как бы сам собой исчез и покрывавший зал снег.
После такого выступления власти серьезно озадачились вопросом, как поступить с Жирковым. С одной стороны, отпускать его было никак нельзя. Это шло в разрез с идеологическими установками партии. С другой стороны - атеизм атеизмом, но гневить человека, способного на то, что сотворил ойун Константин, представлялось делом как минимум неразумным, а то и опасным. В ожидании решения своей участи шаман опять отправился в тюремную камеру. Неизвестно, сколько ему еще довелось бы там томиться, но вдруг произошло нечто неожиданное. Дело Жиркова как по мановению волшебной палочки чудесным образом изменилось. Вместо доносов главное место в нем теперь занимали положительная характеристика от правления совхоза, протоколы допросов односельчан ойуна, отрицавших факт ведения им антисоветской агитации, показания самого обвиняемого и данная им на следствии расписка-обязательство не агитировать против советской власти и социалистического строя. Тайком поговаривали, что к такому повороту в деле шамана  был причастен оконфузившийся во время представления уполномоченный Емельянов. Ходили слухи, что после случая в клубе он начал регулярно несколько раз на дню мочиться в штаны. Делал это Степан с завидным постоянством, невзирая на время и место. Потому он якобы и обратился к сидевшему за решеткой Жиркову с мольбой снять с него «мокрое проклятье» и поклялся сделать все для освобождения Константина Ивановича. С другой стороны, это лишь домыслы и слухи, которые, как известно, к делу не пришьешь. Как бы там ни было, Особое совещание при коллегии ОГПУ, рассмотрев уголовное дело по обвинению Жиркова Константина Ивановича, не нашло в его действиях состава преступления и постановило освободить последнего из-под стражи. Шаман вернулся домой и прожил со своей семьей еще почти пятьдесят лет. А уполномоченный Емельянов, которого за глаза величали не иначе как Степаннамоченный, вскоре уволился со службы в ОГПУ, и в дальнейшем его следы затерялись.
Эти подробности биографии Жиркова были хорошо известны Филиппову, но, к сожалению, они не помогали решению вопроса о том, как защитить Дмитрия Павлова от преследующего его злого духа юёр.
Дмитрий и Илья по-прежнему были на даче, где Павлов мог чувствовать себя в относительной безопасности. Во всяком случае, милиции Дима здесь не боялся, а от юёр его не смогло бы защитить никакое, даже самое надежное, убежище.
С самого утра Илья отвечал на расспросы Димы, рассказывал ему о шаманах и духах юёр. Говорил о ритуалах посвящения в шаманы, о процессе призвания и взращивания шамана и, разумеется, об обрядах, защищающих от злых духов. Рассказал он и про жизнь шамана Жиркова, и про жуткий обряд рассекания тела посвящаемого в шаманы - эттэнии. Правда, вся пересказываемая им теория ничуть  не снижала уровня угрозы жизни как для Дмитрия, так для него самого.
- Мне страшно, Илья, - произнес прежде молчавший Дмитрий и обхватил голову руками. - Мне реально страшно. Я не могу так больше…
- Понимаю, - протянул Молчун.
- Нужно что-то делать. Неужели от этого нет никакой защиты? - Дима с надеждой взглянул на приятеля.
- Не знаю, - Илья пожал плечами. - Дед мне говорил, что Жирков рассказывал о шамане, который смог изловить злого духа юёр и заточить его на некоторое время. По словам этого шамана, тот дух был настолько силен, что, когда из-за людской злобы и жадности он вновь освободился, шаман больше уже не смог его обуздать.
- Я думал, что шаманы могли легко побеждать юёр…
- Это был не простой злой дух, - пояснил Илья. - Этот юёр появился из-за проклятья, наложенного очень сильным шаманом, пережившим несколько перерождений. Справиться с ним было очень не просто.
- И что потом? - спросил Павлов.
- Шаман рассказал Жиркову, что ему удалось сковать духа наложенным заклятьем и ограничить его силу. Пойманный дух после этого не мог покинуть лесную поляну и был вынужден бродить возле нее, но полностью он своих сил не утратил и по-прежнему мог насылать безумие и даже вредить тем, кто оказывался рядом с поляной.