Наша милая Пифуля нашла в сети замечательный материал. По её просьбе открываю эту тему.
ВЕЛИКИЕ БИТВЫ УГОЛОВНОГО МИРА
ВОЙНА ПЕРВАЯ: "ЖИГАНЫ" ПРОТИВ "УРКАГАНОВ"«ТОВАРИЩИ УГОЛОВНЫЕ»
И ВИХРИ РЕВОЛЮЦИИРЕВОЛЮЦИЯ 1917-ГО ГОДА и гражданская война серьезно изменили криминальную обстановку в России. Пёстрое преступное сообщество первых мирных лет Республики Советов в корне отличалось от дореволюционного. В царской России с её мощным полицейским аппаратом борьба с преступностью велась высокопрофессионально и эффективно. Как известно, в 1913-м году в Швейцарии на Международном криминологическом конгрессе Московская сыскная полиция, которую в то время возглавлял Аркадий Францевич Кошко, была признана лучшей в мире.
Однако после Февральской революции, в марте 1917-го года, Временным правительством была объявлена всеобщая амнистия, и поток уголовников хлынул на свободу. Опустели не только российские «централы», но и сахалинские, забайкальские рудники. По улицам крупных и мелких городов бродили тысячи людей прямо в арестантской одежде, порою даже с «бубновым тузом» на спине. По мнению министра юстиции Александра Керенского, амнистия должна была способствовать «напряжению всех творческих сил народа и защите нового государственного порядка, открывающего путь к обновлению и светлой жизни и для тех, которые впали в уголовные преступления». Уголовный народ тут же напряг свои творческие силы, и количество преступлений возросло в десять раз. Но важно не только количество. Во время революции, гражданской войны и в первые послевоенные годы преступления уголовников - как профессиональных, так и новичков, - отличались особым размахом и жестокостью. Ни созданная Временным правительством гражданская милиция (состоявшая из гимназистов, студентов и бывших городовых), ни управление уголовного розыска того же периода не способны были обуздать уголовную преступность.
ПРАВДА, ПОНАЧАЛУ НЕ ВСЁ ОБСТОЯЛО так уж печально. Кое-где Февральская революция пробудила энтузиазм не только в рядах правопослушных граждан, но и среди уголовников. Например, в апреле 1917 года Ростовская-на-Дону городская дума, готовясь к перевыборам нового головы, решила для «демократического колорита» создать в городе, искони считавшемся столицей босяков, общество помощи бывшим уголовникам. В газете «Ростовская речь» появился пламенный призыв таганрогских уркаганов к своим собратьям: «хотя бы временно, во имя революции, прекратить воровать». Дальше - больше. Ростовская Дума выделила средства для благородного начинания, а возглавить новое общество согласился уголовный «авторитет» Колька Рыбалка (список остальных его кличек занимал машинописную страницу в полицейском протоколе).
25 апреля 1917 года в Ростове состоялось первое заседание общества. Председателем заседания был избран помощник присяжного поверенного Г. Б. Тузусов. Председателем же самого общества «Помощь бывшим уголовным» Ростова и Нахичевани стал уже известный нам рецидивист Н. А. Рыбалка, секретарём - «домушник» Д. А. Дикохта-Белецкий (на уголовном жаргоне тех лет слово «дикохт» означало «голод»). В правление вошли «товарищи из бывших»: Кривошеин, Корнеев, Ершин, Леонтьев, Балуев, Пришко, Семёнов, Кириченко, Кенко, Симаньянц. Правда, не слишком доверяя «перековавшимся» жуликам, казначеем Дума всё-таки назначила комиссара судебно-уголовной милиции Киселёва: доверяй, но проверяй...
На заседании был единогласно принят Устав общества. Его целями были провозглашены:
- трудоустройство бывших уголовников, отошедших от воровской жизни;
- устройство малолетних преступников в приюты и ремесленные училища;
- борьба со скупкой краденого;
- «борьба с преступлениями способами, определёнными собранием членов общества» (что это за таинственные «способы», бывшие уголовники распространяться не стали);
- организация лекций, концертов, спектаклей для материальной поддержки общества и т.д.
В завершение представительного форума выступил хозяин накануне ограбленного ювелирного магазина Г. Зейденберг. Он тепло поприветствовал собравшихся и заявил, что если ему вернут украденные ценности, часть из них ювелир пожертвует обществу «Помощи бывшим уголовным». А заодно откроет у себя в магазине сбор пожертвований в пользу «ставших на верный путь товарищей». Хитромудрый коммерсант не ошибся: уже на следующий день известный нахаловский мазурик Митька Шнырь вернул Зейденбергу все похищенные «безделицы».
В апреле же для пропаганды общества бывших уголовников была организована грандиозная манифестация с митингом перед зданием Городской Думы. Со стороны Нахичевани по главной улице - Большой Садовой -к Думе вразвалочку продефилировали нестройные ряды ростовских босяков всех мастей: от вальяжных «марвихеров» (карманников высокого класса) до базарных «халамидников» и мелкотравчатых «скокарей» (так до революции называли не домушников, а уголовников, грабивших «на скок» - заскакивая на подножку конки или набитого битком трамвая, они вырывали сумку или бумажник у зазевавшейся жертвы - и были таковы). Над их головами красовался огромный транспарант с призывом: «Товарищи уголовные! Откажемся от своего преступного прошлого!». У красивейшего четырёхэтажного здания Думы шествие босяков встретил ростовский городской голова - 74-летний Е. Н. Хмельницкий. Он произнес торжественную речь и троекратно облобызался с Колькой Рыбалкой.
Многие горожане воспринимали происходящее как дикую фантасмагорию, какой-то нелепый фарс. Между тем общество с каждым днём крепло и набиралось сил. Вскоре в нём уже было около 350 бывших уркаганов, присягнувших перед портретом Александра Фёдоровича Керенского в том, что они не вернутся к «позорному прошлому». Затем каждому ссужалось до 500 рублей на начало честной жизни, а также вручался продовольственный паёк и направление на работу. Да: на всякий случай собратья предупреждали новичка, что в случае нарушения клятвы его ждёт «жестокая месть остальных членов». В течение двух месяцев 250 ростовских жуликов всех мастей были распределены на заводы Нитнера, «Аксай», в депо Владикавказской железной дороги и т.д. Были специально открыты также механическая, металлоткацкая, фанерно-коробочная, сапожная мастерские. Уркаганы работали также в рыбацких артелях, бригадах портовых грузчиков, строителей. Из объятий улицы вырвали 21 малолетнего парнишку и 5 девчонок и всех устроили на работу (по 4 часа в день). К сентябрю в рядах общества числилось уже более 500 членов.
Рабочие завода Нитнера первыми оценили благотворные последствия антиуголовной акции: разбойные нападения на них полностью прекратились! Расчувствовавшись, работяги перечислили каждый по сто рублей (при зарплате триста), а также подарили плакат с душевными стихами:
Товарищам наш дар - грядущим к солнцу правды.
Пусть украсят гранитный пьедестал.
Да падут пред ними провокаторские банды!
Да здравствуют рабочие всех стран!
Плакат украсил стену правления, а деньги пошли на слияние с таким же обществом под названием «Борьба с преступностью».
Надо заметить, что подобного рода объединения имелись не в одном только Ростове. Так, вскоре ростовчане получили восторженный отклик из Питера:
Товарищи вожди ростовских уголовных! Нас неизмеримо обрадовала ваша соорганизованность. Мы, петроградские бывшие уголовники, также по вашему примеру организовали общество. Имеем устав, издаём журнал...».
Колька Рыбалка тут же уверил питерских коллег в готовности к братскому сотрудничеству и помощи.
Справедливости ради надо заметить, что грабежей, краж и убийств в Ростове-папе не слишком убавилось. В Балабановкой роще «работали» такие банды, что на борьбу с ними городская дума бросала милицейские отряды по триста человек. Да и те, кто приходил в общество «Помощи бывшим уголовным», часто делали это для того, чтобы прибарахлиться, подъесться на благотворительных харчах - и с новыми силами приняться за старые дела.
Завершилась вся эта «исправительная эпопея» с наступлением осенних холодов и началом октябрьской смуты. После новой революции властям стало не до бывших уголовных, а вскоре и сами власти стали меняться с калейдоскопической быстротой. Колька со товарищи поглядели на это дело, грустно вздохнули - и вернулись к прежним занятиям...
ВПРОЧЕМ, РОСТОВСКИЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ОПЫТ БЫЛ ИСКЛЮЧЕНИЕМ, А НЕ ПРАВИЛОМ. Сделав широкий жест и объявив всеобщую амнистию, Временное правительство вскоре столкнулось с вакханалией убийств, грабежей и краж. В конце концов, когда бандитами Дружа была ограблена касса игорного дома на Морской улице, где имели обыкновение собираться правительственные чиновники, 16 апреля 1917 года Временное правительство издаёт постановление о создании Петроградского столичного управления уголовного розыска, подчинив его деятельность комиссариату юстиции. В тот же день вышло распоряжение градоначальника:
В целях борьбы с уголовными преступниками в Петрограде открыла свои действия уголовная милиция, на обязанности коей лежит принятие мер к ограждению жизни и имущества граждан от посягательств преступного элемента и розыск виновных и похищенного. Сотрудникам сыскного отделения, покинувшим город в дни февральской революции, предписывается немедленно возвратиться в Петроград и приступить к своим обязанностям по борьбе с преступностью».
Управление уголовного розыска более чем наполовину состояло из бывших служащих сыскной полиции, которые довольно неплохо знали своё дело. Во всяком случае, постановление правительства серьёзно обеспокоило уголовный мир.
По инициативе грабителя с дореволюционным стажем Ваньки Банщика вскоре состоялась представительная сходка налётчиков, карманников, фальшивомонетчиков, домушников и других не менее «авторитетных» «светил» преступного сообщества. Цель - выработка методов борьбы с уголовным розыском. Собрались уголовники в Александро-Невской лавре. Обсуждение было долгим и бурным. В конце концов по предложению спекулянта Лопатина (о времена! - в сходках участвовали «барыги»!) общество решило: необходимо уничтожить архивы уголовного розыска, оставшиеся ещё с царских времён. Там хранились отпечатки пальцев «уркаганов», сведения о судимостях, уголовном «почерке» (методах работы преступника) и т.д. Проведение операции поручили налётчику Каримову и карманнику Блинову.
Правда, осуществление плана отодвинулось, поскольку тут не ко времени грянула Октябрьская революция. Однако 29 октября 1917 года в столичном управлении уголовного розыска всё-таки вспыхнул пожар. В пламени погибли почти все документы, собранные за долгие годы «элементами сомнительной нравственности» (как с пролетарской проницательностью окрестили большевики бывших сотрудников полиции): фотографии, «послужные списки» уголовных преступников и т.д.
Уголовники, однако, не учли важного обстоятельства - квалификации своих противников. Специалисты высочайшего класса С.Н. Кренев, А.А. Сальков, С. Н. Шипов, П. З. Лукашевич, А. М. Горин и другие смогли по памяти восстановить фамилии и клички наиболее опасных преступников, составить достаточно полные перечни их прошлых дел и судимостей и картотеку уголовных «авторитетов»!
Понимая опасность разгула преступности, эти и другие работники уголовного розыска с дореволюционным стажем пытались наладить контакты с новой революционной властью. 2 ноября 1917 года в Управлении уголовного розыска состоялось собрание оперативного состава (разумеется, из числа старорежимных «спецов»), где обсуждался вопрос о работе в новых условиях. Собрание постановило:
Принимая во внимание, что обязанности служащих Управления уголовного розыска совершенно беспартийны и что святой долг каждого из служащих стоять на страже интересов граждан столицы, ввиду исключительного времени признать необходимым принять все меры к охране граждан, их жизни, имущества, общественной безопасности. Настоящее постановление сего же числа через служителей управления вручить по месту жительства служащим управления с уведомлением, что неявка на службу к 10 часам утра 3 сего ноября без уважительных причин, не подкреплённых документами, повлечёт за собой увольнение со службы незамедлительно...
Впрочем, большевики не спешили протянуть руку «бывшим». Правда, 3 декабря в Управлении уголовного розыска перед сотрудниками с докладом о положении в городе выступает член Военно-революционного комитета Г. И. Благонравов. Собрание оперативных сотрудников угрозыска единодушно принимает постановление, где выражает свою лояльность Советской власти и готовность вместе с нею обуздать уголовную преступность.
...Имея в виду, что служащие уголовного розыска по своему призванию имеют своей задачей и обязанностью лишь борьбу с уголовной преступностью, что учреждение это беспартийно и помогает всякому пострадавшему и работа его не приостанавливалась при всех сменах правительственной власти, несмотря на двукратный разгром управления заинтересованными уголовными преступниками, общее собрание постановило продолжить свою уголовно-розыскную работу при существующей в данный момент власти и исполнять свой тяжёлый гражданский служебный долг перед населением Петрограда по борьбе со всевозрастающей уголовной преступностью.
Из постановления собрания сотрудников Управления уголовного розыска Петрограда 3 декабря 1917 года
Однако новой власти не нужна была подобная вызывающая «беспартийность». Тем более оскорбительной смотрелась подозрительная формулировка по поводу существующей на данный момент власти и исполнения долга не перед ней, а перед населением. Большевики привыкли руководствоваться не общегуманистическими, а классовыми представлениями. А согласно этим представлениям, бывшие сотрудники царской полиции считались классовыми врагами, и доверять им было нельзя.
Для начала они были лишены гражданских прав. И, конечно, их запрещалось привлекать к деятельности новой, рабоче-крестьянской правоохранительной системы.
Из обращения Петроградского отдела уголовного розыска ко всем местным Советам (октябрь 1918 г.):
Дело уголовного розыска в Российской Федеративной Республике, бывшее при царском режиме в суровых тисках жандармерии и полиции, конечно, не могло быть поставлено на ту желанную высоту, на которой должна находиться эта в высшей степени важная для всякого цивилизованного государства деятельность...
Настало время поставить дело сыска на научную высоту и создать кадры действительно опытных сотрудников, научных специалистов.
В наследие от проклятого царского режима у нас остался полуразрушенный, никуда не годный сыскной аппарат с сотрудниками, на которых большей частью широкие слои населения смотрели (и часто справедливо) как на элементы сомнительной нравственности, обделывающие свои личные дела с преступным миром.
Такое положение терпимо дальше быть не может...
РЕЗУЛЬТАТЫ НЕ ЗАМЕДЛИЛИ СКАЗАТЬСЯ. С 17-го по 22-й годы по стране прокатилась волна кровавых грабежей, бандитских налётов, сопровождавшихся зачастую зверскими убийствами. Одним из распространённых способов были налёты на квартиры, грабежи под видом обысков, реквизиций и т.п. В связи с этим в больших городах создавались домовые комитеты самообороны. Жильцы (часто вооружённые кто чем мог) поочерёдно дежурили в подъездах и во дворах. Ряды преступного мира возросли в несколько раз; помимо «старорежимных» «уркаганов», в криминальную среду вливаются десятки, сотни тысяч новичков.
Недостаток профессионализма новая власть с большевистской решимостью пыталась компенсировать решительными мерами устрашающего характера. Обратимся к примеру Петрограда - цитадели революции, где в 1918 году находилось революционное правительство. 18 января 1918 года на совместном заседании членов Комитета охраны города с представителями районных Советов Петрограда и уголовного розыска В.Д. Бонч-Бруевич (управляющий делами Совнаркома) огласил текст заявления, согласно которому весь преступный элемент обязан был покинуть в 24 часа Петроград или явиться в Комитет охраны для регистрации и дачи обязательства не совершать правонарушений. В противном случае уголовники, пойманные на месте преступления, расстреливаются без суда и следствия.
Некоторая часть профессиональных преступников действительно покинула Питер - от греха подальше... Но большинство продолжало криминальную деятельность. Более того, заявление Бонч-Бруевича фактически имело обратный эффект: даже представители прежде «чистых» уголовных «специальностей» (взломщики сейфов, карманники, квартирные воры и пр.) вынуждены были взяться за оружие. Лучше выстрелить первым, когда знаешь, что финал один - смерть. Многие предпочитали теперь действовать не в одиночку, а преступными группами, бандами, чтобы давать эффективный отпор милиции и уголовному розыску (банды Белкина, Чижова, Смородина-Ковалёва, Маньки Солёной и др.). Соответственно резко повысилось количество грабежей, разбоев, убийств...
Сотрудникам уголовного розыска не удавалось стабилизировать криминальную ситуацию в городе. За весь 1918 год в результате вооруженных схваток с уголовщиной на улицах города, в квартирах, в подвалах домов и на чердаках было задержано всего 700 вооружённых бандитов и налётчиков, грабителей и профессиональных воров - цифра ничтожная по сравнению с истинным размахом преступности того периода.
Причина не только в том, что в угро работали новички-непрофессионалы. Само управление Петроградского уголовного розыска было ничтожно мало: на город с населением более миллиона человек в 1919 году сотрудников угро числилось: оперативная честь - 213 человек, «летучий отряд» - 250 человек, секретная служба - 26 человек, в питомнике служебно-розыскных собак работало 18 сотрудников... Начальником уголовного розыска был Александр Васильевич Ульянов, рабочий-большевик с фабрики «Скороход». При всём уважении к этому человеку, следует всё же признать, что борьба с профессиональной преступностью несколько отличается от производства галош и сандалий...
Впрочем, надо отдать должное: новый оперативный состав уголовного розыска делал всё, что мог. Недостаток специальных знаний и навыков сотрудники компенсировали напористостью, отчаянной смелостью, умением внедряться в ряды преступного мира под видом «своих» (рабочим, крестьянам, матросам и солдатам это было легче, чем дореволюционным сыскарям-интеллектуалам). Кроме того, обстановка требовала зачастую быстрых, решительных, жёстких действий. Для подавления преступности рабоче-крестьянская милиция и уголовный розыск пользовались и так называемыми неправовыми методами. Например, 17 февраля 1919 года Петроградский Совет принимает постановление «О борьбе с бандитизмом», где в качестве превентивной меры предусматривалась изоляция всех уголовников, независимо от того, совершили они преступления или нет. (Диктовалось это ещё и военным положением в связи с приближением к городу войск белогвардейского генерала Юденича).
1. Всех граждан с уголовным прошлым изолировать в лагеря особого назначения в административном порядке. Принадлежность к уголовному элементу, подлежащему изоляции, определяется регистрацией в уголовном розыске.
2. Отделу управления в спешном порядке поручить открыть несколько лагерей особого назначения, куда можно было бы заключить уголовный элемент и откуда невозможны были бы побеги. Для приспособления к таким лагерям отделу управления рекомендуются помещения бывшей тюрьмы «Кресты» и Дерябинской тюрьмы.
Из постановления Петросовета «О борьбе с бандитизмом»
Однако даже такая мера не принесла желаемых результатов. Для того, чтобы хотя бы приблизительно представить размах, который приобрели в Петрограде кражи, достаточно одного факта: в 1919 году уголовному розыску удаётся раскрыть подпольную фабрику по переделке краденых вещей под весёлым названием «Шурум-бурум», где работало... около 200 портных! За этот же год закрыто и разгромлено более 600 притонов и игорных домов - традиционного места сбора профессиональных уголовников.
Не оставались в долгу и распоясавшиеся «уркаганы». Особо доставалось представителям милиции, которых уголовники ненавидели не менее люто, чем старорежимных «фараонов». Московская банда Николая Сафонова по кличке Сабан, например, только 24 января 1919-го года убила 16 постовых милиционеров. Но не щадили и обывателей. Павел Морозов, который возглавил ту же банду после гибели Сабана, за короткий срок совершил с подельниками несколько десятков ограблений и 30 убийств.
И с 1918 по 1921 годы банды, подобные сабановской, не были редкостью. Бандитская организация из 23 человек под руководством Григория Плещинского (Гришка Адвокат) и Степана Евстафьева (Стека) своей деятельностью охватывала всю Москву и окрестности. В её состав входили те, кого тогдашние правоохранительные органы именовали «уголовными каторжанами», то есть рецидивисты, имевшие по несколько судимостей ещё при царском режиме, но освобождённые в результате революции. «Подвиги» этой банды перечислять долго, наиболее заметные - ограбления правления пивоваренного завода Корнева - Горшкова (взято 900 тысяч рублей), кассы Главсахара (взято более 2 миллионов рублей), железнодорожного управления Виндаво-Рыбинск - при отступлении из трёхэтажного здания атаман Евстафьев бросил бомбу, взрывом которой было убито трое случайных прохожих, и т.д.
В советскую историю вошла и банда из 18 человек во главе с тремя уголовными атаманами: Яковом Кошельковым по кличке Янька, Сергеем Емельяновым (Серёжа Барин) и Григорием Мартазиным. В состав шайки тоже входили «уголовные каторжане», а сам Кошельков был потомственным преступником: его отец, каторжник кузнецов, осуждённый за разбойные нападения, умер в Сибири. Банда Яньки, впрочем, приобрела известность прежде всего благодаря своему главарю - Кошелькову. Человек этот действительно отчаянности удивительной. Так, в октябре 1918 года он под конвоем из трёх человек сопровождался из Вязьмы в Московскую ЧК. Уже в Москве на мясницкой члены шайки передали атаману буханку хлеба, внутри которой находился заряженный револьвер «кольт». При содействии подельников Яшка застрелил двоих конвоиров и скрылся.
Но не этим знаменит Янька. Популярность он приобрёл в январе 1919 года, когда на Сокольническом шоссе близ Краснохолмского моста банда Кошелькова остановила автомобиль, где находился Председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ильич Ленин. Бандиты под угрозой оружия отобрали у вождя мирового пролетариата автомобиль, револьвер системы «браунинг», документы и скрылись. После этого на Кошелькова была организована настоящая охота с засадами, слежками и облавами. Но бандит в ответ развязал настоящий террор против сотрудников милиции и ЧК. Так, к сотруднику МЧК Ведерникову Янька с подельниками явился прямо на квартиру, где в присутствии родных чекиста устроил над Ведерниковым «суд» и, вынеся смертный приговор, расстрелял прямо на глазах родственников. 14 марта 1919 года прямо на улице были обезоружены и убиты комиссары МЧК Караваев и Зустер, наблюдавшие за «малиной» бандитов. 1 мая, в разгар пролетарского праздника, Яша с подручными организовал на Воздвиженке массовые «первомайские» ограбления прохожих, а троих милиционеров, присланных для пресечения беспорядков, грабители убили. Покончено с бандой было только летом 1919 года, когда чекисты устроили секретную засаду на конспиративной квартире бандитов в Старом Божедомском переулке. В результате перестрелки Серёжа Барин был убит, а Янька - тяжело ранен и скончался через 18 часов.
Впрочем, всех организованных преступных группировок не перечислишь: банды Гуська и Айдати, Фёдора Прокофьева (Графчик) и Михаила Бабичева, банда «хитровцев» из 43 человек во главе с Иваном Савостьяновым и Михаилом Разумовским, шайка налётчиков из 20 человек во главе с иваном Румянцевым (Матрос) и Иваном Ложкиным (Золотой Зуб). И так далее... Такого Кошко с подручными не могли бы представить и в страшном сне!
ЭФФЕКТИВНОЙ БОРЬБЕ ПРОТИВ КРИМИНАЛЬНЫХ ЭЛЕМЕНТОВ мешало отсутствие реального взаимодействия правоохранительных органов. Рабоче-крестьянская милиция (формально созданная 28 октября 1917 года, но лишь в октябре 1918 получившая наконец инструкцию о принципах своей деятельности) подчинялась местным Советам и Народному комиссариату по внутренним делам; уголовный розыск находился в ведении Народного комиссариата юстиции. Самый мощный, страшный и безжалостный карающий орган - Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), созданная 7 декабря 1917 года и возглавляемая Феликсом Эдмундовичем Дзержинским, - действовала при Совете Народных Комиссаров РСФСР. Со стороны ВКП(б) её курировал Иосиф Виссарионович Сталин.
Только в начале 1919 года происходит фактическое объединение всех этих структур в единый кулак. 10 января специальным декретом уголовный розыск из ведения НКЮ передаётся в НКВД - то есть происходит его слияние с милицией. Что касается чекистов, то они продолжают самостоятельно бороться с контрреволюцией (подлинной и мнимой). Однако свою тяжёлую длань кладут на плечо «братьям меньшим». Выступая на московской конференции ВЧК, Феликс Дзержинский требует от работников органов государственной безопасности, чтобы они деятельно помогали милиции громить криминальный мир:
- Разделения двух органов - милиции и ВЧК - быть не может!
Чекисты принимают эти слова как руководство к действию. Причём помощью «со стороны» дело не ограничивается. Органы милиции начинают укрепляться чекистскими кадрами. «Испытанные товарищи» приходят как на руководящие посты, так и на оперативную работу.
Чтобы понять, что это значило, надо иметь хотя бы отдалённое представление о ЧК. Обосновавшись с 1918 года на Лубянке, 2, в здании бывшего страхового общества «Россия», это учреждение наводило ужас на всю страну. Формально ВЧК не имела право расстреливать. Фактически - пускать оружие в ход для чекиста было так же естественно, как высморкаться. Оправданием любых действий «парней в кожаных куртках» было то, что они «ведут борьбу с контрреволюцией». А цель - оправдывает средства. Порой даже большевистская власть хваталась за голову, когда бравые чекисты вершили свои расправы. Так, Совет рабоче-крестьянской обороны в 1918 году издал постановление «О проводимых ВЧК арестах ответственных служащих и специалистов», где посетовал, что чекисты хватают всех без разбора, без предъявления обвинений и без оповещения руководства предприятий. Всё это приводит к дестабилизации производства! Вот такой размах...
Любопытно в этом отношении свидетельство самого Феликса Эдмундовича. По его словам, служить в органах могут только святые или подлецы. «Но святые покидают меня, а остаются одни подлецы» - заключил Дзержинский. Он знал, что говорил. Ведь под его началом служило и немало... уголовников! Вспомним хотя бы отрывок из романа «Архипелаг ГУЛАГ». Солженицын рассказывает о том, как сам «железный Феликс» защищал на суде своего проворовавшегося приятеля Косырева:
«Какие свидетели приехали в Трибунал! - заместитель председателя ВЧК товарищ Петерс - и даже сам Феликс Эдмундович прибыл, встревоженный... Он проникновенно свидетельствует в защиту ни в чём не виновного Косырева, в защиту его высоких моральных, революционных и деловых качеств... Биография его (Косырева.- А.С.) выявляет недюжинную волю. До революции он был судим несколько раз - и всё больше за убийство: за то, что (в Костроме) обманным образом с целью грабежа проник к старушке Смирновой и удушил её собственными руками. Потом - за покушение на убийство своего отца и убийство сотоварища с целью воспользоваться его паспортом. В остальных случаях Косырев судился за мошенничество...»
Впрочем, и сам «железный Феликс» - фигура достаточно одиозная и, мягко говоря, имеющая мало общего с тем образом, который так упорно навязывался советской пропагандистской машиной. Дзержинский - типичный представитель российских «революционных якобинцев», у которых руки в крови не по локоть - по самые плечи. Юный Феликс с детских лет воспитывался в духе воинствующего национализма. В семье царил дух неприязни и ненависти ко всему русскому, православному, мать рассказывала детям преимущественно о польских патриотах, повешенных, расстрелянных и сосланных в Сибирь царским самодержавием. И сам Дзержинский позже признавался: «Ещё мальчиком я мечтал о шапке-невидимке и уничтожении всех москалей». Впрочем, начинал юный революционер не с москалей, а с соплеменников. Он создаёт «боювки» - группы вооружённой молодёжи, полубандитские формирования с политической окраской. «Боювки» Дзержинского физически расправляются со штрейкбрехерами, организуют теракты с десятками жертв, весной 1897 года революционное «кодло» калечит железными прутами группу рабочих, не желающих бастовать. По воспоминаниям подельников Дзержинского тех лет, они беспощадно убивали тех, на кого падало подозрение в связях с полицией. Ближайший сподвижник Феликса, боевик А. Петренко, вспоминал: «Расправа над предателями и тайной агентурой была делом первой необходимости. Такие эпизоды, происходившие почти ежедневно, были обставлены гарантиями правосудности расстрела. Обстановка была такова, что сейчас можно осудить кого-либо за эти расправы (выделено мною. - А.С.)». Дзержинского шесть раз задерживали - в том числе и с пистолетом в руках, и с явными уликами преступления, - но его сподвижники убивали свидетелей, запугивали судей и прокуроров, умудряясь таким образом выручать своего главаря.
Из своего бандитского прошлого Феликс Эдмундович вынес главный урок: законность в деле борьбы с бандитизмом может немного подождать. Но уж что чекисты умели, так это быстро и безжалостно расправляться с врагами. Кто бы они ни были - хоть «буржуи», хоть «уркаганы». В работу милиции они внесли принцип шерифов Дикого Запада: «Сначала стреляй, потом спрашивай, как зовут».В уголовном розыске «парни в кожаных куртках» создают два отряда: «особый» - по борьбе с опасными преступлениями (убийства, налёты, грабежи и пр.) и «летучий» - по борьбе со спекулянтами, карманниками, «шнифферами» (взломщиками сейфов) и другими правонарушителями. Направление было определено. Нужны были отчаянные, жёсткие, бескомпромиссные «люди дела». Они подбирались не только из чекистов. В обстановке первых послереволюционных лет найти таких «боевиков» не составляло особого труда. Одна из легендарных фигур - начальник уголовного розыска Петрограда с 25 декабря 1919 года, балтийский матрос Владимир Александрович Кишкин. Он принимал личное участие в задержании особо опасных преступников, в разгромах банд. Таких вооружённых схваток у него было более ста. В одной из схваток с бандитами он был ранен и потерял правый глаз, но такой вид ещё больше устрашал уголовников. Агент уголовного розыска тех лет И.В. Бодунов вспоминает:
...О его необычайной храбрости по городу и губернии ходили легенды. Он был худощав, на правом глазу чёрная повязка, на голове лихо сидела бескозырка, а на ленточке бескозырки красовалось название миноносца «Грозящий». Неизвестно, спал ли он когда-нибудь. У него не было ни семьи, ни дома. Жил он одними только делами, мыслями о революции и действиями. Ничего не боялся. Зато как же боялись его! Его бесстрашие действовало гипнотически. Налётчикам, бандитам, ворам и убийцам казалось, что пуля его не берёт. Может быть, потому, что верили - попасть в Кишкина невозможно, промахивались лучшие стрелки из главарей шаек, такие, как Белка, Чугун, Ванька Сибиряк, Дрозд и др. А он, во весь рост, размахивая браунингом, вёл на их убежища оперативных сотрудников, и легендарная его слава, его бесстрашие подавляли преступников, сеяли среди них панику, лишали надежды на спасение» (цит. по М. Скрябин, И. Савченко. «Непримиримость»).
Усилия «кожаных курток» и «красных милиционеров» очень быстро стали давать свои плоды. Это было открыто признано на 3-м Всероссийском съезде заведующих отделами управлений внутренних дел исполкомов, который проходил с 20 по 31 января 1920 года в Москве. Съезд отдал должное роли чекистов в организации разгрома уголовного мира и предложил Наркомвнуделу выработать положение, которое согласовывало бы действия уголовного розыска с работой ЧК и других правоохранительных органов. После введения этого положения уголовный розыск был реорганизован и стал ведущей службой органов внутренних дел в борьбе с профессиональной преступностью.
Одним из важнейших решений съезда была отмена запрета принимать на службу в угро специалистов розыскного дела, служивших в царской полиции!
Впрочем, негласно этот запрет давно нарушался: в Петроградском уголовном розыске, например, работало более сотни старых «спецов». Из них была создана специальная оперативная группа, занимавшаяся разработкой тактики борьбы с профессиональной преступностью. Более того: было создано научно-справочное, регистрационное и дактилоскопическое бюро, которое возглавлял специалист сыска с дореволюционным стажем Алексей Андреевич Сальков. Бюро имело прекрасную фотолабораторию, кабинет научно-судебной экспертизы, разрабатывало методы розыска преступников и опознания убитых уголовников по татуировкам...
Но это всё делалось питерскими сыщиками до сих пор на свой страх и риск. Теперь же, на съезде, было официально признано, что без людей, до тонкости знающих сыскное дело, невозможно достичь высоких результатов - каким бы ни был энтузиазм дилетантов.
Результаты не замедлили сказаться. В том же Питере уже за десять месяцев 1920 года были ликвидированы 32 банды налётчиков, задержаны 4066 рецидивистов и 6406 бандитов! Уверенность преступного мира в своём всесилии серьёзно пошатнулась...
ПОСТЕПЕННО СТРАНА ПЕРЕХОДИЛА НА МИРНЫЕ РЕЛЬСЫ. Работники правоохранительных органов, в том числе угро, накапливали опыт, набирались профессионализма. 2 марта 1922 года в Москве состоялся 1-й съезд начальников губернских управлений милиции и уголовного розыска. Главной темой было совершенствование деятельности уголовного розыска, создание школ и курсов по подготовке высококвалифицированных специалистов. Наступало время новой экономической политики - нэпа. Теперь уже в борьбе с уголовщиной было недостаточно тяжёлого кулака и меткого маузера. Требовалось работать и головой...
В мае 1922 года создаётся Управление уголовного розыска республики в НКВД. Организуются курсы для обучения новичков. В программу входят техника уголовного розыска, основы дактилоскопии, судебная медицина, изучение уголовного и уголовно-процессуального кодексов и т.д. Следом создаются вечерние школы для всех сотрудников уголовного розыска. Преподают здесь специалисты с дореволюционным стажем. Изучаются все виды преступлений, методы опроса, ареста, обыска, научные приёмы уголовного розыска - фотография, дактилоскопия, словесный портрет, экспертиза; самооборона - приёмы джиу-джитсу и удары бокса и проч.
Советская власть постепенно сменяет гнев на милость. Многие из старых специалистов награждаются и восстанавливаются в правах гражданства. В отношении бывших полицейских царской России - шаг беспрецедентный! Наконец, важную роль играло и материальное поощрение сотрудников угро, а также постоянное внимание со стороны властей по отношению к милиции. В 1922 году сотрудникам уголовного розыска установили новую заработную плату, значительно превышавшую прежнюю (до этого милиционеры получали намного меньше, чем рабочие и служащие). Кроме того, агентам угро стали выплачивать отчисления от стоимости разысканного имущества: правительственных и кооперативных учреждений и предприятий - 10 процентов, частных лиц - 15 процентов.
Ввиду отсутствия достаточных средств на хозяйственные и оперативные расходы по производству розысков краж и неимения в распоряжении уголовного розыска сумм на выдачу премиального вознаграждения за успешную работу по розыскам преступников и похищенного ими имущества и ценностей Петроградский губернский исполком постановляет: предоставить начальнику уголовного розыска в Петрограде и начальникам уездных отделений уголовного розыска Петроградской губернии право получения процентного вознаграждения за разысканное и возвращённое имущество и ценности. Полученные суммы расходовать только на выдачу вознаграждений наиболее отличившимся работникам уголовного розыска, на хозяйственные, оперативные и технические нужды розыска.
Из постановления Петроградского губернского Совета на основании постановления СНК РСФСР
В РЕЗУЛЬТАТЕ ВСЕХ ПЕРЕЧИСЛЕННЫХ МЕР К КОНЦУ 1922 ГОДА в целом по стране обстановка стала стабилизироваться. Само собой, сказалось и то, что время гражданской войны прошло, страна постепенно вставала на мирные рельсы, поднимала экономику и т.д. Между тем идеализировать обстановку было бы неверным. «Стабилизация» вовсе не означает СОКРАЩЕНИЯ преступности. Порою даже наоборот. Доктор исторических наук Наталья Лебина, например, справедливо отмечает: В 1921-22 гг. петроградцы стали ощущать резкий рост преступности, что на самом деле является признаком нормально функционирующего и развивающегося общества. В 1920 году в городе было зарегистрировано 16806 правонарушений, а в 1922 г. – уже 26710. Газеты писали: «Среди широких масс создаётся представление, что после 12 часов вечера выйти на улицу нельзя – разденут. Грабители наглеют. На днях вывесили объявление – «До 9 часов шуба ваша, а после – наша». (Н.Лебина. «Повседневная жизнь советского города»). В рубрике «Происшествия» бойкие репортёры красочно описывали кровавые преступления. Особой популярностью пользовались эпизоды с расчленением трупов. Если верить авторам криминальной хроники, части несчастных жертв сыщики находили во всех концах города.
МЫ УЖЕ УПОМИНАЛИ, ЧТО ЧАСТЬ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ УГОЛОВНИКОВ попала в особую милость у новой власти. Были среди них и убийцы, и насильники, и грабители... Конечно, при упоминании о «благородных разбойниках» мгновенно всплывают в памяти фамилии легендарных Котовского и Камо (Тер-Петросяна). Но вокруг этих имён хотя бы создан романтический ореол, они действительно были личностями выдающимися, неординарными. Например, Григорий Котовский терпеть не мог профессиональных уголовников, в том числе и «авторитетов», так называемых «иванов». В тюрьмах и на каторге у него были постоянные стычки с «уголовными». Там, где появлялся Котовский, прекращались грабежи арестантов и поборы со стороны «шпаны», «бродяг». В 1906 году в Кишинёвской тюрьме он подчинил своей воле самых отъявленных босяков. Дольше всех сопротивлялся огромный верзила - главарь уголовников Загари. Несколько раз он пытался напасть на Котовского, но тот демонстрировал браунинг, переданный ему с воли, и охлаждал пыл «амбала». Всё же однажды уркаганам удалось неожиданно напасть на будущего легендарного командарма. От смерти его отделяло несколько мгновений (по рассказам очевидцев, Загари уже занёс над своим недругом нож). Однако помощь других арестантов подоспела вовремя. В завязавшейся драке погибло несколько человек, в том числе и сам Загари. В 1908 -Николаевской каторжной тюрьме он отменил так называемый налог «на камеру» в пользу тюремной уголовной верхушки. На каторге в Горном Зеретуе Котовский вступает в поединок с шайкой уголовника Васьки-Козла (возможно, не Козла, а Козлятника, как называли до революции опытных воров, обучавших «ремеслу» малолеток). Правда, до крови не дошло: к тому времени Котовский был у каторжан в огромном авторитете благодаря постоянной борьбе против начальства и отстаивания интересов «униженных и оскорблённых».
Кроме того, «благородный разбойник» до конца дней своих не мог простить «иванам» предательских действий, из-за которых был сорван его побег из Кишинёвского тюремного замка. Всё шло по плану, внутренняя охрана была тихо обезоружена, внешняя понятия не имела, что в тюрьме - бунт... И в самый ответственный момент несколько уголовников, наплевав на все инструкции, воспользовались суматохой, влезли на тюремную стену и спрыгнули на улицу. Побег был обнаружен, охранники подняли стрельбу... С тех пор Котовский с презрением упоминал об уголовной «шпане».
ОДНАКО НЕРЕДКО ИМЕННО ПОДОБНОГО РОДА УГОЛОВНЫЕ «ДЕЯТЕЛИ» в первые послереволюционные годы пробивались на командные должности в Красной Армии. Начальник Ростовской судебно-уголовной милиции капитан Таранский писал в июне 1918 года: «...У нас в картотеке до сих пор числятся те, кто стали ныне наркомами в Москве». Но особенно много так называемого преступного элемента было среди рядового состава. Диву даёшься, когда знакомишься с обитателями мест заключения начала 20-х годов. Огромное количество убийц, грабителей, воров с оружием в руках во время гражданской войны защищало Республику Советов:
«Выйдя на свободу, С. поступает в один из лихих партизанских отрядов Сибири, действовавших тогда против Колчака. Провоевав несколько лет, был демобилизован... Возвращается к своей преступной карьере, но уже в гораздо большем масштабе. С. объединяет вокруг себя других, более слабых, но также ищущих лёгкой наживы и беспечной жизни людей». Этот преступник совершил множество ограблений и краж, сопровождавшихся убийствами и изнасилованиями.
Другой арестант в 1917-м году поступает добровольцем в Красную Армию и едет сражаться на восточный фронт. После демобилизации сближается с преступным миром, совершает ряд разбоев и убийств.
Легенда уголовного мира тех лет, убийца Петров-Комаров, в течение двух лет убивший 29 человек с корыстными целями, в 1917-м году вступил добровольцем в Красную Гвардию, здесь он научился грамоте, дослужился до должности взводного командира и участвовал в боях» (см. М.Гернет. «Преступный мир Москвы» , 1924 год).
И таким примерам несть числа. Конечно, далеко не все уголовники с дореволюционным стажем сделали себе карьеру при новой власти. Как сейчас принято говорить, менталитет не тот. По-русски - не та закваска. (Собственно, об этом свидетельствуют и примеры, приводимые профессором Гернетом). Однако возникшая вскоре «теория» о «социально близких» новой власти уголовниках оказалась живучей не в последнюю очередь и потому, что среди представителей этой самой власти нередко встречались уголовные преступники.
ДРУГАЯ ЧАСТЬ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО УГОЛОВНОГО СООБЩЕСТВА вместе с отступавшими частями Белой Армии эмигрировала за кордон. В основном речь идёт о преступниках высокого класса: марвихерах, городушниках-шопенфилерах (обкрадывавших дорогие модные магазины), «медвежатниках» (взломщиках сейфов), мошенниках-фармазонщиках и проч.
Зато ряды криминального мира пополнили люди, прежде не имевшие связей с преступным миром. Многие из них в гражданскую тоже воевали на стороне большевиков, но в новой жизни не нашли себе места, привыкнув к насилию и не имея никаких других профессиональных навыков. В основном это были не опытные рабочие, а мелкие ремесленники и люмпены, соблазнённые в своё время лозунгом большевиков «Грабь награбленное!». Подавив сопротивление «экспроприаторов», они просто начали претворять этот лозунг в жизнь, поняв его слишком буквально.
Мы не зря подчёркивали выше, что многие преступники пришли в мирное время в правоохранительные органы. Это привело к ситуации, когда зачастую грань между уголовником и тем, кто призван с ним бороться, оказывалась настолько зыбкой, что её легко можно было пересечь. Вспомним, например, знаменитого Леонида Пантёлкина - Лёньку Пантелеева, который начинал рядовым сотрудником ГПУ, а кончил известным на всю Россию бандитом, на котором «висело» немало грабежей и трупов. В качестве иллюстрации можно привести и дело «степных дьяволов» - банды, которая орудовала в окрестностях Ростова с 1920-го по 1923-й годы. В Батайске, Койсуге, Кущёвке, Степной были совершены десятки ограблений и убийств. Вооружённые бандиты нападали на поезда, грабили подводы, в марте 1922-го года убили 18 работников Батайской трудовой артели, похитив 386 пудов пшеницы, огородные семена и ... одежду убитых!
Во главе банды стоял Василий Бессмертный. В первую мировую войну, будучи денщиком, он совершил убийство, но сумел замести следы преступления. После революции пошёл в Красную Армию, потом - в батайскую милицию. Но здесь Бессмертный связался с бандитами, помогая им планировать и проводить операции. В 1921-м году ДонЧК заподозрила Бессмертного и арестовала его. Однако ему удалось бежать из подвалов ростовской ЧК, и после этого бывший милиционер сам возглавил банду. «Степных дьяволов» долго не могли ликвидировать. И в первую очередь потому, что среди них было немало бывших военнослужащих (в том числе красноармейцев), так что чекистам приходилось иметь дело не просто с бандой, а с хорошо организованной боевой единицей. Разгромили банду только в июле 1923-го года.
Подобное взаимопроникновение не могло не сказаться на психологии и мировоззрении как преступного мира, так и новой власти. Эта психология послужила основой для создания теории так называемых «социально близких элементов». Этим термином Советская власть определяла представителей профессионального криминального сообщества дореволюционной России. Большевики, основываясь на доктринёрски понятом марксистском учении о классовой борьбе, выдвинули тезис о том, что в условиях, когда власть перешла в руки эксплуатируемых классов, исчезает социальная подоплёка преступности. Прежде, в эксплуататорском обществе, преступник нарушал закон, тем самым выступая против ненавистной системы, которая угнетала человека. Он не хотел быть рабом и выбирал путь стихийного протеста - путь преступления. Веками мечта народа о справедливости воплощалась в образах «благородных разбойников» - Стеньки Разина, Емельки Пугачёва и т.д.
Теперь, когда социальная справедливость восстановлена, по мере продвижения к социализму будет постепенно исчезать и уголовная преступность. «Уркаганы» найдут своим силам и способностям достойное применение. Тем более в новом обществе не будет разделения на богатых и бедных. Важно не наказывать преступника, а помочь ему найти себя, своё место в жизни, реализовать скрытые способности, таланты... Уголовники в большинстве своём вышли из низов народа. Поэтому они социально близки революционной власти, с ними легко найти общий язык. Они - «свои», в отличие от «буржуев», живших всегда чужим трудом, не знавших горя и нужды.
Далее мы увидим, чего стоили все эти утопические теории. Справедливости ради стоит заметить: возможно, в том идеальном социалистическом обществе, которое рисовалось по рассказам большевиков, преступников действительно было бы легче вернуть в лоно честной жизни. Но ведь эта сказка с первых шагов была втоптана в грязь. Сразу же появились и богатые, и бедные; власть не помогала трудовому человеку, а грабила его, если он не соглашался с ней - гноила и уничтожала. Впрочем, это уже - отступление от темы.
МИШКА, МИШКА, ГДЕ ТВОЯ УЛЫБКА...
ОСОБОГО ВНИМАНИЯ ЗАСЛУЖИВАЕТ в свете сказанного выше «героическая фигура» знаменитого разбойника, временного «попутчика» революции Мишки Япончика - Мойсея Вольфовича Винницкого, сына мещанина Меера Вольфа Мордковича-Винницкого и его жены Добы Зельмановны. По словам многих, именно с него Исаак Бабель позже написал блестящего Беню Крика - героя «Одесских рассказов». Впервые юный Мойша взялся за оружие 18 октября 1905 года. Накануне государь император Николай Александрович подписал манифест о создании Государственной Думы и даровании любезному народу всевозможных свобод. Однако часть «любезного народа» восприняла подобный шаг как слабость царя, уступившего «полякам и жидам» (имелась в виду революция 1905 года). В революционных левых партиях, надо признаться, и в самом деле было немало еврейской и польской молодёжи. Часть из них восприняла призрачные царские «свободы» несколько своеобразно: в клочья раздирали портреты императора, сжигали российские государственные флаги, забрасывали камнями городовых и избивали даже армейских офицеров - с одного сорвали и растоптали в грязи маньчжурскую папаху, с другого сорвали боевые ордена... Возможно, именно это явилось причиной того, что на следующий день после провозглашения манифеста в Одессе вспыхнул крупнейший еврейский погром.Однако погромщиков встретили дружные залпы ружей и наганов еврейского отряда рабочей самообороны. Рядом со взрослыми в первых рядах был четырнадцатилетний Мойша Винницкий. После отпора дружинники самообороны сдали оружие своим старшим. Все - за исключением юного Мойши. Боевые свойства револьвера системы «наган» произвели на него настолько сильное впечатление, что мальчуган решил оставить себе эту безделушку - на память. Вскоре Мойша покинул лавочку по изготовлению матрасов господина Фаберова и примкнул к одной из одесских шаек, связаных с анархистской группой «Молодая воля». Именно здесь ему дали кличку Мишка Япончик - за узкий разрез глаз. А через некоторое время Япончик попадается на «деле» и получает десять лет тюрьмы - срок огромный, учитывая несовершеннолетие преступника. Освободился он по амнистии Временного правительства в 1917 году. И сходу начал крепко «шухерить».
СЛЕДУЕТ ОТМЕТИТЬ, ЧТО ПОНАЧАЛУ Мишка хотел оставаться вне политики. Более того: ему даже по душе была именно власть «белых» - с дорогими магазинами, лавочками, казино, банками, борделями, ресторанами... Здесь было чем разжиться. Не то что при «красных»! Когда «белые» выбили «красных» из Одессы, Мишка почувствовал себя королём. И даже направил благосклонное письмо хозяину города генералу Гришину-Алмазову: «Мы не большевики, не гайдамаки. Мы - уголовные. Мы офицеров трогать не будем - не трогайте же и нас!» Генерал возмутился до невозможности и организовал травлю «благородного разбойника», подключив к делу контрразведку.
И вот тогда Япончик объявил «крестовый поход» на офицерскую «контру». Особо доставалось офицерам-отпускникам. Бандиты убивали их, так сказать, бескорыстно (что взять с пьяненького, прокутившего всё в ресторане?) - просто «в назидание». Япончик называл такие убийства «тихими погромами». Уголовного «авторитета» боялся даже сам Гришин-Алмазов. Он всегда мчался по одесским улицам на полном газу: Мишка клятвенно пообещал ему «пулю на повороте». Впрочем, дуэль Алмазова с Япончиком не окончилась ничем. В конце концов генерал бежал к Колчаку, но застрелился по дороге, когда в Каспийском море его шхуну стал настигать катер под красным флагом.
С «красными» у Япончика тоже не сразу сложились отношения. Сначала его здорово потрепал не менее легендарный одесский чекист Осип Шор (с него Ильф и Петров писали Остапа Бендера). В очередной приход «красных» в 1918 году Шор только в течение одной недели устроил три облавы подряд, которые стоили «япончатам» девяти бандитских жизней. В ответ уркаганы устроили покушение на чекиста, но, перепутав, убили его брата - талантливого молодого поэта Анатолия Шора (Фиолетова). Правда, вскоре «красные» вновь оставили Одессу, так что и эта дуэль окончилась для Япончика благополучно.
Короткий и непродолжительный роман с Советской властью завязался у «социально близкого» Мишки Япончика летом 1919 года. Белые откатились от Одессы-мамы, оскорбив бандита в лучших чувствах: незадолго перед этим, уверовав в стабильность установившегося режима, он вбухал огромные деньги в приобретение на Мясоедовской, 1 шикарного ресторана с казино и борделем... Чтобы сохранить своё имущество, Мишка, опережая возможные негативные действия со стороны «красных», обращается с предложением своей помощи новой пролетарской власти - непосредственно в особый отдел ВЧК при 3-й Украинской Красной Армии. Дескать, так и так, всегда был ярым противником самодержавия, с оружием в руках боролся в еврейских отрядах против черносотенцев, прошёл, как и многие большевистские товарищи, суровую школу царских тюрем, против белогвардейщины, между прочим, боролся - за его голову было назначено сто тысяч... Готов сформировать батальон особого назначения из надёжных ребят, брошенных проклятым царским режимом на дно общества, но с восторгом принявших октябрьскую революцию, указавшую им верный путь и всё такое прочее! В ЧК обрадовались: готов - создавай! Хоть Махно, хоть Япончик, хоть чёрт - против белых гадов любая сволочь подходит.
ПОД НАЧАЛОМ ЯПОНЧИКА К ТОМУ ВРЕМЕНИ была огромная уголовная армия. Под его знамёна валом повалили все одесские уркаганы. Батальон сходу перерос в полк. Очевидец этих событий, певец Леонид Осипович Утёсов, вспоминал:
«Двор казармы полон. Митинг по случаю организации полка. Здесь «новобранцы» и их «дамы». Крик, хохот - шум невообразимый. На импровизированную трибуну поднимается Мишка. Френч, галифе, сапоги.
Мишка пытается «положить речь». Он даже пытается агитировать, но фразы покрываются диким хохотом, выкриками, и речь превращается в диалог между оратором и слушателями.
- Братва! Нам выдали доверие, и мы должны высоко держать знамя.
- Мишка! Держи мешок, мы будем сыпать картошку.
- Засохни. Мы должны доказать нашу новую жизнь. Довольно воровать, довольно калечить, докажем, что мы можем воевать.
- Мишка! А что наши бабы будут делать, они тоже захочут кушать?
- А воровать они больные?
...Мишка любит водить свой полк по улицам Одессы. Зрелище грандиозное. Впереди он - на серой кобыле. Рядом его адъютант и советник Мейер Герш - Гундосый. Слепой на один глаз, рыжебородый, на рыжем жеребце. Позади ватага «перековывающихся».
Винтовки всех систем - со штыком в виде японских кинжалов и однозарядные берданки. У некоторых «бойцов» оружия вовсе нет. Шинели нараспашку. Головные уборы: фуражки, шляпы, кепки.
Идут, как попало. О том, чтобы «идти в ногу», не может быть и речи. Рядом с полком шагают «боевые полковые подруги...» («С песней по жизни»)
Когда под началом отчаянного одесского уголовника набралось больше двух тысяч штыков, пеструю гвардию преобразовали в 54-й Украинский Советский полк и, назначив комиссаром анархиста Александра Фельдмана, отправили на фронт. На прощальном параде и митинге в здании консерватории комендант города П. Мизикевич от имени Совета обороны вручил Япончику дорогую, в золоте и камнях, генеральскую шашку. На концерт в честь «героев» пригласили лучших одесских артистов - в том числе Леонида Утёсова. А после концерта Мишка снова произнёс яркую, прочувствованную речь - полную жаргонных слов и цветистой брани. Утёсов вспоминал:
«Не только я, но ни один опытный писатель-профессионал не сумел бы передать его речь, настолько она далеко выходила за пределы литературы. Даже такой великолепный мастер, как Бабель, в своё время очень увлекавшийся языком этих людей, многое в своих рассказах вынужден был смягчить и прикрасить» («С песней по жизни»).
Поначалу судьба улыбнулась «красному бандиту». Его бойцы с налёта заняли какой-то хуторок и устроили грандиозную «гужовку» - шумную пьянку под звуки полкового оркестра (гордость Япончика). Зато на следующий день в столкновении с противником уголовники были наголову разбиты и опрокинуты. Они позорно бежали, подставив под удар соседние подразделения. Белые едва не прорвали фронт, красные понесли огромные потери. Перепуганные уркаганы отказались возвращаться на передовую, требуя, чтобы их отправили назад, в Одессу. Этого ни командир 45-й стрелковой дивизии Иона Якир, ни командир 2-й кавбригады Григорий Котовский (давно уже презиравший и ненавидевший как уголовный мир в целом, так и Япончика персонально) стерпеть не могли. Судьба великолепного бандита была решена...
Одесскому окружному комиссару по военным делам
ДОКЛАД
4-го сего августа 1919 года я получил распоряжение по станции Помошная от командующего внутренним фронтом т. Кругляка задержать до особого распоряжения прибывающего с эшелоном командира 54-го стрелкового Советского Украинского полка Митьку Японца.
Во исполнение поручения я тотчас же отправился на станцию Вознесенск с отрядом Воскресенского отдельного кавалерийского дивизиона и командиром названного дивизиона т. Урсуловым, где распорядился расстановкой кавалеристов в указанных местах и стал ожидать прибытия эшелона.
Ожидаемый эшелон был остановлен за семафором. К остановленному эшелону я прибыл совместно с военруком, секретарем и командиром дивизиона и потребовал немедленной явки ко мне Митьки Японца, что и было исполнено.
По прибытии Японца я объявил его арестованным и потребовал от него оружие, но он сдать оружие отказался, после чего я приказал отобрать оружие силой.
В это время, когда было приступлено к обезоруживанию, Японец пытался бежать, оказал сопротивление, ввиду чего и был убит, выстрелом из револьвера, командиром дивизиона...
Уездвоенком М. Синюков»
(Цитируется с сохранением стилистических особенностей оригинала)
Так закончил дни знаменитый Мишка Япончик, чтобы продолжить свою жизнь в образе бессмертного Бени Крика.
Впрочем, мало кому известно, что этим история отношений Япончика и Котовского – великого бандита и великого разбойника – не завершилась. Одесский бандитский мир сумел значительно позже отомстить за своего главаря. В июле 1925 года командарм с беременной женой приехал на отдых в военный совхоз Чабанка близ Одессы. Вечером 5 августа красные командиры устроили Григорию Ивановичу весёлые проводы в Умань, куда он решил отвезти жену, чтобы она благополучно могла родить под присмотром опытных медиков. Когда в третьем часу ночи офицеры стали расходиться, прогремело несколько револьверных выстрелов. Легендарный командарм был застрелен в упор, ему прострелили сердце и аорту.
Стрелял в Котовского некий Мейер Зайдер, бывший при командарме комендантом сахарного завода. Вот как об этом рассказал следователь Одесского губернского суда Егоров:
«5 августа ночью Котовский стоял около здания столовой в Чебанке, провожая посетивших его дачников. Неожиданно из-за угла этого здания на расстоянии нескольких шагов появился Майор (орфография источника. - Ф.Ж.) Зайдер и выстрелил из револьвера в группу разговаривающих. Знакомые Котовского, испугавшись выстрелов, быстро удалились. Котовский бросился к стрелявшему и опрокинул его на землю. В это время Зайдер выстрелил вторично. Пуля попала Котовскому в левую часть груди и прошла через сердечную сорочку, задела верх правого лёгкого и застряла глубоко в подлопаточной области… Зайдер на следствии не только скрывает мотивы убийства, но пытается скрывать самый факт убийства, выдвигая версию, что Котовский якобы сам причинил себе ранение. Однако данные следствия опровергают эту версию» (сборник «Путь Котовского, 1926 г.).
Кто же таков был этот самый Зайдер и почему он стрелял в Котовского? Одна из несколько романтичных, но вполне реальных версий – месть за расстрел Мишки Япончика. Дело в том, что Зайдер в 1918 году содержал в Одессе публичный дом и был связан с Японцем как общим уголовным бизнесом, так и дружескими узами. Именно в это же время в бордель Зайдера зашёл блестящий артиллерийский белогвардейский капитан, который потребовал провести его не к шлюхам, а на чердак. Там он пересидел до вечера, представившись хозяину как знаменитый бессарабский разбойник Котовский, переоделся в шикарный штатский костюм и удалился в ночь, бросив реплику, что теперь он – должник хозяина.
Судя по дальнейшим событиям, Григорий Иванович с должком исправно расплатился, пристроив Мейера на хлебную должность. Но вот промашка: о близости Зайдера и Японца он как-то не подумал. И зря…
Впрочем, не исключено, что личные мотивы Зайдера использовали высокие власти в Кремле, постепенно избавлявшиеся от чересчур популярных и одиозных героев. Суд над убийцей состоялся почему-то только через год, ему даль «червонец» (по тем временам срок солидный) – и уже в 1928 году выпустили «за примерное поведение»! Зайдер устроился сцепщиком вагонов на харьковком железнодорожном заводе – и через два года на железнодорожных путях был найден его труп. Кто же так постарался – бдительные чекисты, заметая следы, или отважные котовцы, мстя за любимого командира? Кто знает…Важнее то, что бандитская месть не остановилась даже перед такой фигурой, как легендарный командарм Котовский.
